Эвакуироваться вместе со всеми не захотели

— Сначала я услышала хлопки. Потом треск - будто подожгли смолистую сосну. Поэтому и подумала, что где-то пожар, — вспоминает 54-летняя Ольга Петренко. В 1986-м она жила в Припяти — в трёх с небольшим километрах от атомной станции.



— Приехала сюда на работу (по профессии — маляр. — Авт.) и влюбилсь в город с первого взгляда. Современные дома (строительство Припяти было начато в 1970 году. — Авт.), море цветов, чисто, красиво. В магазинах - без всякого блата - дефицитные товары. Всюду молодые лица (средний возраст населения почти 50-тысячного города составлял 26 лет. — Авт.). В парках гуляют мамы с детками. Я хотела прожить здесь всю жизнь. Вернее - мы хотели: в Припяти я встрелила свою судьбу.

Николай на 2 года старше. Работал монтажником на станции, потом - на заводе «Юпитер». Он из Гомельской области. Его село было совсем рядом — только через речку переправиться.

Нам скоро по 60, и у нас до сих пор — любовь. А тогда дышать друг без друга не могли.

Поженились - и сразу своя крыша над головой. Ну и ладно, что пока малосемейка: квартирная очередь двигалась быстро. Когда у нас стало трое детей (Саша — 80-го года рождения, Коля - 84-го, Настя - 85-го), должны были получить пятикомнатную. Уже в 1986 году.

За ордером надо было идти с утра в понедельник — 28 апреля. А вечером планировали отметить это семейное событие с кумовьями и друзьями. В пятницу, 25-го, Николай поехал домой: наловить рыбы к праздничному столу и заодно попросить родителей, чтобы заказали в Гомеле «стенку».

Я уложила детей, а самой не до сна. На душе радостно -хоть танцуй. Села за вязание, а мысленно расставляю мебель в квартире, вешаю занавески. Подошла к окну и вдруг услышала хлопки, треск. О том, что это на станции, я даже не подумала. Мы все были уверены, что там всё надёжно и на века. Легла спать. И тут звонит вахтёр: «Взорвался четвёртый реактор». Бегу вниз (мы жили на четвёртом этаже). Там уже собрались люди. Едут машины. Мужчин собирают «по тревоге». Никакой информации нет. Все думают, что аварию скоро ликвидируют

Утром проснулись с детьми - на улице тепло, солнечно. Во многих квартирах распахнуты окна. На балконах сушится бельё. Нашей Насте было 8 месяцев, она привыкла к утренним прогулкам. Вышли на улицу.

— А я почти с ночи был на речке, — продолжает Николай Петренко. - Рыба ловилась, как никогда.

В воскресенье беру сумки - и домой, в Припять. Но в город уже не пускали. Я переплыл речку на лодке, а дальше - в обход, через кусты. И сумки тащу. Рыбы, мяса привёз столько, что разносили в холодильники по соседям.

Вскоре (через 36 часов после аварии) по местному радио объявили о временной (на 3 дня) эвакуации жителей.

С собой можно было взять только документы и немного необходимых вещей. Об опасности предупреждений не было. Как и каких-либо рекомендаций. Поэтому люди вели себя спокойно.

Автобусы для эвакуации подавали к каждому дому. Но семья Петренко решила не ехать вместе со всеми: какой смысл болтаться три дня неизвестно где, если совсем рядом (в Масанах Хойникского района) родителям Николая надо сажать картошку? Добирались к ним своим ходом. Только управились с огородом, здесь тоже эвакуация. Доехали автобусом до Гомеля.

— Дальше белорусы распределили кого куда, а мы на дизель - и к моей маме в Петровку (Щорского района. — Авт.). В вагоне люди, когда узнали, откуда едем, пересели подальше.

Явились в село голые, босые. Но со временем понемногу наладилось. Ездили в Чернигов на обследование. Из детей больше всех «нахваталась» радиации Настя. Она с детства - по больницам, -плачет Ольга Александровна. - Я тогда была беременна. Чтобы не родить ребёнка с патологией, пришлось согласиться на искусственные роды. Это был шок. Всё стало с ног на голову. Наше счастье превратилось в кошмар.

Даже у мамы всё было не так, как в Припяти. Нас с мужем тянуло домой как магнитом.

В сентябре мы там побывали. И утратили последние надежды. Город был уже мёртвым.

Поездка, рассказывают, была организованной. Из квартиры можно было вывезти 4 мешка вещей и сдать ключ под расписку. Когда приблизились к городу, люди в салоне вдруг перестали разговаривать. Молча одевались (в пункте пропуска выдали «кир-зачй», халаты, респираторы-лепестки), молча выходили из автобуса возле своих домов.

На сборы дали один час. Перед тем как паковать вещи, их проверял дозиметрист. Те, которые «звенели», брать не разрешалось.

— Мы взяли только то, что хранилось в целлофане или в коробках: детские вещи, постельное бельё, новый диапроектор, хрусталь, бабушкину швейную машинку... Чтобы не опоздать, я завела будильник. А потом и его автоматически бросила в мешок.

Когда всё уже было собрано, я вспомнила о лекарстве в холодильнике. Открываю его, а там - рыба, зайцы, которых Коля привёз на новоселье. Всё испортилось.

Сердце сжалось: ничего уже не будет. И мы сюда никогда не вернёмся.

Закрыли квартиру и вышли ждать на улицу. Там тоже не легче: подъезд зарос полынью, всюду колючая проволока, лежат брошенные велосипеды. В небе — вертолёты и вороны.

Начали сходиться и другие люди. Все удручённые. Не до разговоров. И вдруг среди этой тишины и разрухи «взрывается» мой будильник. Все вздрогнули: «Это на станции?»

Взамен оставленной квартиры семье Петренко предлагали другую — в Кишинёве. Они подумали и отказались. Остались в Петровке. Колхоз на средства Чернобыльского фонда построил для них дом. Рядом мама, родственники. Старший сын пошёл в школу. Стали привыкать к новой жизни. Думали: беда миновала. Но их ждало новое испытание.

Трагедия случилась тихим летним вечером, на втором году их жизни в Петровке. На сельской улице Николая и Ольгу сбила машина. Водитель с места аварии скрылся. Позже его нашли и осудили, но супругам от этого легче не стало.

Николай месяц лежал в коме. Был на грани жизни и смерти. У Ольги — черепномозговая травма, почти половина тела — в гипсе. Врачи не скрывали: левая рука работать не будет. Приучала себя к мысли, что останется инвалидом.

— Николай не допустил этого, — говорит Ольга Александровна. — Когда пришёл в сознание и узнал, что со мной, сбежал из больницы. Сам бессильный, жёлтый, как покойник, а меня поддерживает, помогает. Гипс сняли через 4 месяца. Рука не слушается, пальцев не чувстую. Я в отчаянии. Говорю: бросай меня, зачем тебе обуза на всю жизнь. Он рассердился, таких мне чертей дал...

Делал ванны, массажи, заставлял тренировать руку. И вот результат, — показывает. - Болит, но работает. А потом мы вошли в новый дом, обжились, детей вырастили. Уже 7 раз бабушка и дедушка.



Рядом с ними живёт кум — 59-летний Василий Руденок, тоже переселенец. Рассказывает: помогал Ольге с Николаем переезжать. Сначала — в Масаны, потом — в Петровку.

— Вернулся домой (в село Усов Чернобыльского района), а там никого нет — всех эвакуировали. Отца и брата нашёл в Бородянке. Их определили на квартиру к одной женщине. И я там остановился. Но ненадолго. Через несколько дней хозяйка забрала ключ и выставила за дверь наши вещи. Такое случалось. От чернобыльских переселенцев шарахались, как от чумы.

Потом мы нашли свой колхоз - тоже на Киевщине — в Марьяновке Макаровского района, где для переселенцев строили одноэтажные домики. И нам выделили. Жили до 91 года, пока не переехали в Славутич. Здесь брат женился, отца забрала сестра в Николаевскую область, а меня разыскала кума - Ольга Петренко. Пригласила в Петровку. Я приехал в гости и встретил здесь хорошую женшину. Тоже Ольгу. Мы вместе уже больше 20 лет. Её сын и дочь стали и моими. Общих детей, увы, нет.

* * *

В ТЕМУ

Из зоны отчуждения (запретней для свободного доступа территории, которая была установлена з 1986 году) были эвакуированы люди из 76 населённых пунктов. Всего - свыше 100 тысяч человек.

Черниговщина приняла около 2 500 эвакуированных и разместила более 470 переселенцев с загрязнённых территорий.

Анна Ефименко, "ГАРТ" №18 (2770) от 28 апреля 2016

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Додати в: