Между отцом и дочерью - стена

То, о чём рассказала в письме в редакцию «Гарта» Лидия Науменко из Щорса, должно возмутить каждого нормального человека: 77-летний отец «из-за родной дочери вынужден был уйти в дом престарелых.

При встрече автор письма подтвердила свои слова.



«Вот Наташа и отблагодарила...»

— Мы с Дмитрием Полищуком - ровесники (Лидии Науменко — 74. — Авт.). Знаем друг друга больше 30 лет. В 80-х я работала с Митиной женой Пашей на щор-ском электромеханическом заводе. Сначала мы с ней подружились, потом мужей познакомили. Полищуки бывали у нас в Щорсе, мы с Иваном ездили к ним в Кучи-новку.

Как у всех, в их семье всякое было. Но детей — Сергея и Наташу — Митя любил. Особенно Наташу. Вот она и отблагодарила.

...Последнее время мы виделись редко. У него умерли жена и сын, у меня - муж. Навалились болезни. Не до встреч стало.

Я даже удивилась, когда он вдруг зашёл. Говорит: «Ходил на кладбище — к Паше и Сергею. Просил у них совета, как жить дальше. Молчат. Тогда я - к тебе». И как заплачет. А я - следом за ним. Так жалко его стало. Особенно когда рассказал, что с дочерью (ей 42 года. — Авт.) не ладит, что нет ему жизни в собственном доме. У меня прямо сердце зашлось. Была бы здоровее, забрала бы Митю к себе. Он - мастер на все руки. Не грубиян, не матерщинник, как другие мужики. Не хочет никого обременять. Даже гроб себе уже сделал и спрятал на чердаке, чтобы, как придёт его время, было меньше хлопот.

Когда оформлялся в дом престарелых (так в Щорском районе называют новоборо-вичское стационарное отделение для временного и постоянного проживания тер-центра социального обслуживания Щорской РГА. — Авт.), позвонил мне. Больше вздыхал, чем говорил. Видно, совсем пал духом.

Почему и как всё исправить?

Мы встретились с Дмитрием Николаевичем в годовщину его пребывания в стационарном отделении (в Новых Боровичах он с 28 октября прошлого года).

При общении он постоянно вздыхал и плакал. О себе рассказал, что родом из Винницкой области. Учился в фабрично- заводском училище в Горловке на столяра-плотника. После армии вернулся на Донбасс. Женился. Сын окончил седьмой класс, а дочь —«нулевой» (подготовительный), когда переехали на Черниговщину — в Кучиновку Щорского района, на родину жены, чтобы ухаживать за её больной матерью. На работу ездили в Щорс (12 км).

Построились. Вырастили детей. Поженили. Дождались внуков.

Всё — как у всех. Спрашиваю его, когда же, почему между ними — родными людьми — начала расти стена.

— Наташа начала отдаляться от меня, когда не стало матери. Паша умерла от рака. 18 лет назад. Я тогда остался с ней, зятем и внуками. Жили в Кучиновке - под одной крышей. На шее у них я не сидел. Пока работал (сварщиком в сельхозтехнике), отдавал Наташе большую часть заработка. Потом — пенсии. Себе на расходы зарабатывал по людям: где-то - столяркой или сваркой, кому-то дрова, сено своим трактором привозил и т.п.

Но моя родная дочь меня не хотела. Стала что-то подсыпать в еду. Поем из тарелки, которую она подаст, — начинается тошнота, рвота. Наберу из общей кастрюли - всё в порядке. Говорю ей, а она смеется. Мол, придумай что-нибудь правдивее.

От такой жизни, рассказывает Дмитрий Николаевич, пошёл в примаки к односельчанке. Пожил года три — и домой. Потом жил примаком в Щорсе. Так прошёл ещё один год. Из Щорса — снова в Кучиновку. После того был в гражданском браке в Киеве. Там задержался дольше — на 6 лет.

— Жену звали Надей. У нас всё было хорошо. Приезжали в село к Наташе. Она тогда работала в магазине далеко от дома. Ездила на велосипеде. А мы ей скутер подарили. За 5 тысясяч 200. В ответ — никакой благодарности. Надя тогда сказала: больше туда не поеду. Потом в нашу жизнь вмешалась сестра Надежды. Мы расстались.

Наташа моему зоверащанию не обрадовалась.

Не объединило отца с дочерью даже большое общее горе — смерть Сергея (около 10 лет назад). Ему не было и 40. Жил с женой (второй брак, общих детей не было) в Киеве. Умер внезапно. Пришёл с работы, присел в кресло — и всё. Вроде бы перед этим его избили. Кто, за что — неизвестно.

— Жить в одном доме с семьёй дочери было невозможно. Я был для них с зятем пустым местом. Поэтому ездил к сестре в Россию. Жил у неё, сколько можно было.

А в прошлом году продал всё своё имущество и попросился в Новые Боровичи. Рассказал, как мне тяжело с дочерью. Спасибо, не отказали.

В Кучиновке бываю редко. Там меня никто не ждёт. Даже когда третий внучок родился (в нынешнем январе. — Авт.), не сообщили. А я им дарственную на дом сделал...

— И всё-таки, Вы не ответили: почему вы с дочерью — как чужие. И как это можно исправить?

Вместо ответа Дмитрий Николаевич плачет.

«И тогда сказала на отца «кобель»

Такой же вопрос адресую и Наталии Ермоловой.

— Нас с братом любила только мама. А отец... Всё должно было быть так, как он захочет. Помню: у Серёжи был выпускной. Он вместе с классом встречал рассвет. Пришёл утром. Отец за это решил воспитать его металлическим карнизом с набалдашником. Мы с мамой выбежали на крик. У меня до сих пор перед глазами эта картина: рука отца, которая поднимается и опускается, и брызги крови. Кровь была по всему двору. Тогда мама еле отбила Сергея.

После этого я долго боялась отца. Пряталась, когда он приходил с работы. Мама ему сказала, что проклянёт его, если он что-то подобное (как с Сергеем) сделает со мной.

Когда её не стало, отец быстро нашёл другую. Через 40 дней, в день поминок, хотел вести к ней родственников — знакомиться. Они подумали, что у него не всё в порядке с головой.

Та женщина была хорошая, но её сын-подросток не хотел во всём подчиняться. Из-за этого отец, по его словам, там не ужился.

С другими у него тоже не сложилось. Если что-то не по нему - всё бросал и ехал домой. Уже и не вспомню, сколько раз возил вещи туда-обратно. Когда и куда едет  не говорил. (О том, что собирается в дом престарелых, мы тоже узнали от чужих людей.) Из поездок возвращался самое малое через месяц. Говорит: был у сестры. А следом идут письма совсем из другого города.

Когда всё это достало, я впервые в жизни сказала на отца «кобель». Он вскипел. Месил кулаками, пока не вырвалась. После этого я неделю не могла спать. Но в милицию не обращалась и мужу сказала, что не надо никаких разборок. Отец всё же.

Из всего этого - по «камешку» - и выросла между нами стена.

— Но дарственную на дом Вы от него всё же приняли?

— Не было никакой дарственной. Дом-то не оформлен. Я отсудила себе мамину часть (половину), сделала на неё документы. А половина отца до сих пор «висит в воздухе».

... Старшему сыну Наталии и Василия Ермоловых Вадиму — 23 года. Он офицер. Уже женат. 19-летний Денис — студент. Его женитьба, рождение ребёнка тоже не за горами. А у Ярослава скоро первый день рождения.

Дедушке отогреть бы возле них своё сердце, а у него в старости — казённые стены. Хотя выглядит он моложе своих лет и до сих пор нравится женщинам.

— Что же дальше? — спрашиваю Дмитрия Николаевича.

Он вздыхает:

— Не знаю. Видите, какая у меня судьба...

— Из дому отца никто не выгонял, — утверждает Наташа. - Как быть дальше, решать ему.

Односельчане говорили о ней много хорошего. Старательная, работящая, всё умеет. Когда муж был в АТО, сама справлялась со всей работой (хозяйство держат немалое), хоть осталась с младенцем на руках. Об отце не сплетничает.

О Дмитрии Полищуке тоже плохого не говорили. Мол, руки у мужика откуда надо растут. И с Пашей они вроде хорошо жили. А что было потом — это его личное...

Анна Ефименко, "ГАРТ" № 51 (2751) от 17 декабря 2015

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Додати в: