Сенсации старого Чернигова (Часть ll)

Сегодня мы продолжаем разговор о том, что тревожило черниговцев 100 лет тому назад в воспоминаниях нашего земляка В. Пухтинского.

На пороге революции: манифесты, погромы и митинги

Осенью 1905 г. забастовка, начавшаяся в Москве и Петербурге, охватила всю Россию. Страшась назревавшего вооруженного восстания, царское правительство пошло на обман. В бурные октябрьские дни председатель совета министров Российской империи граф С.Ю. Витте (русская общественность дала ему остроумную кличку граф Портсмутский, так как он был возведен в графское достоинство после заключения им мира с Японией в Портсмуте) решил вторично «спасти» Россию*, уговорив Николая II подписать манифест, в котором обещалось дать народу гражданские свободы (знаменитая «пятихвостка») и созвать Государственную Думу.

Манифест был подписан 17 октября 1905 г. Вслед за этим начались, по тайной указке департамента полиции, по всей России погромы и кровавые расправы с рабочими, интеллигенцией и евреями. «Кадрами» по борьбе с революционным движением были, в помощь полиции и жандармерии, черносотенцы и солдаты. Солдат «идеологически» обрабатывали унтера в так называемых солдатских «школах».

Вот, по рассказам многих, побывавших в таких «школах», унтера, проводя «занятия» с солдатами, вбивали в головы своих «учеников» такой основной пункт из армейских «основ политграмоты: на вопрос унтера: «Хто есть враг унутренний?» — «ученики» должны были ответить: «Так що враг унутренний есть сицилист, жид, скубент».

Докатились события и до Чернигова, и здесь, как и везде в стране, непосредственно после обнародования манифеста от 17 октября, после манифестаций и митингов в связи с ним, «черная сотня», при явном попустительстве и тайном содействии полиции, учинили погром и избиение евреев и интеллигенции. Черносотенцы громили еврейские лавки на базаре (кроме больших магазинов, принадлежащих «пурицам» и охранявшихся полицией) и жалкие еврейские лавчонки в разных районах города и учинили дебоши в еврейских домах, грабя и портя предметы домашнего обихода, особенно подушки, из которых вылетали перья.

Во время погрома был ими убит на базаре на глазах полиции гимназист Туровский, принимавший участие в дружине самообороны. Черносотенцы накануне погрома намечали мелом кресты на домах, в которых жили евреи. Христианское же население выставляло на окнах иконы, и это спасло владельцев домов, квартирантов и прятавшихся кое-где у них евреев.

Так, напр., родители автора этого очерка спасли, рискуя сами при этом, целую еврейскую семью Карновских, поместив их на чердаке своей квартиры в доме адвоката-черносотенца (фамилия его утрачена памятью), и это было истинным чудом, так как во дворе его тоже собирались громилы. Когда кто-то из них впоследствии, через несколько дней, узнал, что в этом доме скрывались евреи, то от досады нагадил на парадном крыльце, а ручку дверей обмазал собственными экскрементами и потом оглушительно позвонил. Член семьи, открывший двери на звонок, сильно испачкался.

На следующий день после погрома порядок был восстановлен тою же полицией, которая накануне содействовала бесчинству громил. Таким поворотом громилы, не успевшие достаточно опохмелиться, были очень обескуражены и ругмя ругали полицию.

***
Интересна была позиция городской думы — полная растерянность и невмешательство в мерзейшие злодейства погромщиков и преступное содействие им со стороны полиции. Один из гласных думы, адвокат и видный общественный деятель, Н.Д. Пухтинский высказал возмущение нерешительностью «отцов города» и сказал, что городская дума, вместо того чтобы действовать, молчит как сфинкс. Большинство гласных думы — «именитые» купцы и зажиточные мещане, приняв слово «сфинкс» за более им знакомое слово «свиньи», крепко возмутились и закричали: «Господин городской голова, остановите оратора, он нас оскорбил, назвав нас свиньями!» Тут же Н.Д. Пухтинский сказал, что надеяться на защиту полиции от черносотенной банды не приходится и что единственной защитой при данных обстоятельствах может быть только браунинг.

Эти слова были истолкованы местной властью как призыв к вооруженному восстанию, и когда Н.Д. Пухтинский был выдвинут кандидатом в члены 1-й Государственной Думы, то правитель канцелярии губернатора Ярыгин сделал на него донос, написав, что такой-то «принадлежит ко всем революционным партиям», и политически безграмотного доноса чинуши с лисьей мордой было достаточно, чтобы смелого гласного сослали в административном порядке в Норильский край, куда он не доехал, так как к открытию первой Государственной Думы была объявлена амнистия.
Митинги проходили в театре, в зале Дворянского собрания, в зале городской думы и в иных помещениях.

Полиция и солдаты разгоняли митинги. Так, в доме присяжного поверенного Саца (отца ставшей впоследствии знаменитой Наталии Сац) состоялся митинг. Туда, в зал, в самый разгар митинга вошёл воинский отряд, и по команде офицера, без лишних слов, наставив винтовки против собравшихся, солдаты стали щелкать затворами, после чего толпа ринулась из зала в коридор, а солдаты избивали бегущих прикладами по головам и спинам.

Такой экзекуции подвергались взрослые, но и молодежь могла сильно пострадать: трагикомическую картину представляли гимназисты и гимназистки, вышедшие с уроков на улицу, чтобы присоединиться к манифестующим взрослым, и построившиеся в шеренги перед зданиями обеих гимназий. Откуда ни возьмись, появились вооруженные солдаты с офицером, потребовавшим немедленно разойтись всем. Солдаты стали против учащихся, взяв ружья на изготовку для устрашения «унутренних врагов» детского возраста. Неизвестно, чем бы кончилось такое стояние двух «фронтов», если бы положение не спас директор гимназии, глубокий старик Фирсов. Он стал плакать и просить офицера пощадить молодежь. Слезы старика тронули, очевидно, свирепого усмирителя, и он согласился не применять оружия, но потребовал, чтобы ученики и ученицы разошлись, что и было исполнено.

Всеобщая забастовка охватила и учебные заведения. В гимназии, например, почти все ученики, за исключением самого небольшого их количества, бастовали и применяли химическую обструкцию, разлив по классам какую-то едкую и вонючую жидкость. Учителя не выдержали обструкцию и ушли из гимназии, за исключением латиниста Т.И. Ромасюкова, который с «истинно римскою доблестью (virtus)» некоторое время сидел на кафедре, выдерживая ужасающую и удушающую вонь, а потом, махнув безнадёжно рукою, поплелся за удалившимися коллегами. И только «грек чешского происхождения» А.И. Камарит стоически перенёс напор газов и только заявил: «Проклатые плюты. Я ничего не боюсь. Меня (в какой-то гимназии) однажды выбросили в кресле со второго этажа. Я это выдержал. Я ничего не боюсь!»

К чести гимназического начальства надо сказать, что при наступившей реакции никто из учеников не пострадал.

Съезд археологов

Летом 1908 г. состоялся в Чернигове ХIV археологический съезд, что для древнего нашего города было историческим событием, так как в нем приняли участие ученые из Петербурга, Москвы, Киева, Одессы и других культурных центров.

Из Петербурга на съезд прибыл профессор Петербургского университета С.Ф. Платонов (сын работника черниговской типографии, он окончил в свое время Черниговскую гимназию, что и отмечалось в местной прессе), а также профессора Петербургского археологического института Н.И. Веселовский и Покровский (спец. по церковной археологии), из Москвы Д.Я. Самоквасов и Д.И. Иловайский, из Одессы Э.Р. Штерн, из Киева В.В. Хвойка, из Екатеринослава Эварницкий, из Нежина М.Н. Бережков. Если не изменяет память, в работах съезда принимали участие видные археологи Б.В. Фармаковский и В.А. Городцов и др.

Перед глазами черниговцев прошла целая галерея историков и археологов того времени, о которых многие из нас знали только понаслышке. Особенно колоритную фигуру представлял собой москвич Д.И. Иловайский, плотный приземистый старик, с окладистой бородой и седоватой львиной гривой. Одет он был в форменную учительскую тужурку. Смотря на него, некоторые из нас, тогда уже студенты, невольно вспоминали кое-какие его литературные «перлы», вроде, напр.: «Безбожные французы казнили своего короля». По учебникам этого историка-«универсалиста» мы, учась в гимназии, получали сведения по истории всех народов и времен.

Археологический съезд продолжался около двух недель, причем заседания проходили в зале Дворянского собрания с утра и до позднего вечера с перерывом на обед.

На нем с докладами выступали многие члены съезда, и особенно памятным было выступление профессора Эварницкого (он тогда еще не именовал себя Яворницким). С чисто украинским юмором он рассказывал о каком-то профессоре и допустил прекраснейший lapsus linguas: «Жена профессора, девица такая-то…» Этот lapsus вызвал в зале веселое оживление. Кстати тут вспомнить, что на знаменитой картине И.Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» Эварницкий изображал писаря. Художником схвачена «хохлацкая» улыбка позёра.**

«Труды» XIV археологического съезда были напечатаны в трех томах большого формата, и эти книги являются теперь библиографической редкостью.

***
Кто-то из современных историков назвал XIV археологический съезд черносотенным. Такую аттестацию получило собрание видных русских ученых из-за того, может быть, что его участником был Д.И. Иловайский? Он держался крайне правых взглядов, но, насколько помнится, никто его не причислял к черносотенцам. Среди участников съезда были и люди консервативных убеждений, как С.Ф. Платонов, Д.Я. Самоквасов, Н.И. Веселовский, М.Н. Бережков. Но участие в съезде принимал, если не изменяет память, и В.А. Городцов, наш выдающийся археолог, которого, во всяком случае, нельзя было заподозрить в черносотенстве.

Перечисленные здесь ученые внесли свой ценный вклад в науку археологии и истории. Думается, что труды участников XIV съезда внесли много ценного и нового, а мы, черниговцы, гордимся, что такой «форум» ученых, по нынешнему модному выражению, состоялся именно в нашем древнем и вечно юном Чернигове. Надо надеяться, что наш город еще не раз будет избираться как место для проведения археологических «форумов».

Судьбоносный вояж

Осенью 1911 г., после покушения в Киевском оперном театре на П.А.Столыпина, черниговский губернатор Н.А. Маклаков уговорил царя Николая II посетить Чернигов с целью приложиться к мощам Феодосия Углицкого. Этот «вояж» окончился для его инициатора, «воеводы» Маклакова, скоропалительным возвышением (он был в Чернигове назначен министром внутренних дел, будучи 42 лет от роду).


* В первый раз он обещал “спасти” Россию, когда, будучи министром финансов, ввёл при Александре Ш или Николае II монополию на спирт и спиртные напитки. “Я знаю, как спасти Россию”, — говорил он, хвастаясь. Повсеместно в России были открыты “монопольки” — казенные лавки по продаже “зелена вина”.
** При создании этой картины И.Е.Репину позировали ещё В.В. Тарновский, В.А. Гиляровский и иные видные деятели России — приятели художника.




Публикацию подготовила Людмила Болва, главный специалист отдела использования информации документов Черниговской области

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.