На пожизненной самоизлдяции

Ежедневные новости в СМИ пестрят рассказами о том, как непросто переживать карантин в городских квартирах. Не согласиться с этим трудно. Тем, кто привык к активной жизни, нынешняя ситуация кажется каторгой. Но вспомним о тех, кто живет в забытых богом и людьми селах и кто только благодаря тому, что в доме есть телевизор и почта раз в неделю газеты привозит, также знают, что в мире пандемия. Именно таких людей мы решили проведать и поинтересоваться, что изменилось в их жизни во время карантина.

До Грабщины Талалаевского района от райцентра километров 20. Так как от поворота из Обухово на Сребное на каждом метре то яма, то канава, дорога кажется длиннее. Ежегодно ее разбивают грузовики с зерном, однако никто не ремонтирует. Может, в облавтодоре не догадываются о ее существовании? Так нет же, знают — в 2018-м выпилили и вывезли тополя и березы, которые росли в лесополосах в стороне от трассы, от которой осталось одно название.

Грабщина — одно из пяти сел, входящих в состав Поповичков-ского сельского совета. Людей, проживающих в этих селах, фактически будет всего человек триста. В самой же Грабщине осталось не более 30 жителей. Среди них двое детей — один совсем крохотный, другому года два. Подавляющее же большинство жителей — пенсионеры. Они знают, что в их селе уже никогда не будет никаких социальных благ. И все же живут тут и никуда не спешат уезжать. Здесь уже трудно разобраться: село их в лесу, или лес посреди села. А среди этого леса (или среди села) стоит табличка: «Ботанический заказник «Липовая пономарка» охраняется законом». В селе в XIX веке проживал граф Граббе. Здесь было его имение, которое после революции 1917-го разграбили-растащили. До сих пор рассказывают, что графиня любила местный пруд. Там, где она купалась, к пруду вела лестница. Ее, конечно, уже давно нет. А сельские жители ездят тележками в то место за водой. Пруд их спасает, ведь в колодцах воды нет...



Почти в центре Грабщины, в уютной, тщательно побеленной избушке, живут мои знакомые — 67-летний Григорий Панасенко со своей 64-летней женой Людмилой. Изменилось что-то для них за время карантина? Разве то, что они, как люди законопослушные, когда выходят к машине за хлебом или за почтой, надевают маски. «Сказали, что надо выходить обязательно в масках. А где их взять? Хорошо, что родственники нам привезли. Поэтому надеваем. И руки чаще обычного моем, хоть с водой у нас большая беда», — говорят наперебой.

«Грабщинская пустыня» возникла лет пять назад. Колодцы в селе глубокие. Сначала вода исчезла в нескольких, а затем во всех. Как рассказывают супруги, им еще повезло, потому что близко колодец «у Бори», Бориса Галицкого. Хозяин особо водой не пользуется, у него даже электричества нет. Два года назад весенняя вода унесла жизнь его сожительницы. Живет один. Кому-то поможет за еду. В сезон работает в ЧСП «Лан» в соседней Болотни-це. Там ему нравится, потому что, кроме зарплаты, еще и поесть дают, и помыться можно — и вода, и мыло есть. Попросила Григория Николаевича показать тот самый колодец. Оказывается, он так «близко», что к нему лучше проехать. Хозяина дома не застали. А к колодцу доступ всем селянам. Бывает, что кто-то наберет целый бидон воды, тогда надо ждать несколько дней, чтобы она набралась. Вот так и живут... Снега не было, дождей тоже.

— Как только маленький дождь, мы выставляем и ведра, и кастрюли. Каждая капля воды до-рога, — говорит Людмила Николаевна. — Раньше у нас в колодце воды было полно. Глубина его
26 метров. Насосом качали. Истирали, и хозяйство большое держали. И на все хватало. А теперь пришла старость — и вот такая беда! Муж дважды лазил чистить. Нонет дела.

Как раз у хозяйки была большая стирка. В корыте отжимала вещи на стиральной доске. Как лет 30 назад! Есть и стиральная машинка (круглая), но воды на нее надо много. И всем наплевать, как они живут в своей постоянной самоизоляции. Прошли те времена, когда так нужны были их сильные рабочие руки, их неподдельный патриотизм, который до сих пор никуда не делся...



Родились оба в Грабщине и прожили здесь почти все свои годы, за исключением нескольких: Григорий служил в армии, а в 1988-м ликвидировал последствия аварии на Чернобыльской АЭС. Людмила после школы также пыталась найти свое место под солнцем в городе, но долго там не выдержала. Вернулась в Грабщину навсегда. На мой вопрос, не жалеет ли об этом теперь, Людмила Николаевна смеется: боже упаси!

У нас здесь лучше! Какое у нас ловкое село было! И ферма была, и бригада, и магазин, и клуб! А еще в Болотнице был кирпичный завод. Вот было! Сколько там людей работало! Я 24 сезона отработала у пресса!

Глина, вода ... Там только в сапогах и можно было выстоять.

Всю смену мокрый весь и в глине! Зато наш кирпич был качественный. Кто тогда дома строил, хорошо помнит, что все старались именно наш кирпич купить. Очередь такая на него была!

Хоть и трудно, но я свою работу любила. Людей было много, дружные были, молодые и веселые.

Все же вручную делали. Отец мой на гусеничном тракторе на заводе греб глину, а мама работала в колхозе на свинарнике. Как шло уже на развал, забрали свиней из Грабщины, а ей надо на работу по наряду ходить. А у нее ревматизм, не дойдет. Я пошла по наряду мамы, чтобы ее не упрекали. Там руки свои я и убила, — женщина показывает большие опухшие ладони. — Молодая была, горячая! Перчаток никогда не носила. Послали к силосной яме бить ломами силос скоту. А мороз большой. Лом прилип к руке. Как зашла в теплый дом, посмотрела, а рука вся пузырями взялась. Долго лечила...

А больше всего я любила работать почтальоном. Уже 8 лет, как не работаю. Мой маршрут был Обухове — Степь—Грабщина. Дом от дома далеко. И в каждом доме меня ждали, особенно старики. Не заметила за работой, как и сами состарились, и теперь также ждем, что кто-то зайдет...»

Григорий Николаевич тоже работал на кирпичном заводе, потом — в колхозной «плотне». В августе 1988-го его через военкомат забрали ликвидировать Чернобыльскую аварию. Отработал там 66 дней. Кто знает, сколько бы еще работал, если бы не стало ему очень плохо. Спасали его и в областной больнице, и по санаториям. Здоровье не вернулось, но, как говорит мужчина, «хорошо, что хоть так живу». Рассказывает, как ежедневно выбивали ломами бетонный раствор, которым пожарные залили сначала горящий реактор. За день начисляли ему до 4 рублей зарплаты! Это было даже меньше, чем заработал бы в колхозе. Но не в деньгах дело. Здоровье потеряно. Хотя он никогда на этом не концентрирует внимание. Для душевного удовлетворения рыбачит. Вместе с женой стерегут домашнюю птицу от лис и ястребов, которые словно пытаются выжить местных жителей. А они, несмотря ни на что, не сдаются.

— Детей нам бог не дал, — говорит Людмила Николаевна. — А из родственников у меня два брата: один в Талалаевке, другой в Конотопе. И они, и племянники ворчат, чтобы мы уже ближе к людям ехали. А нам это и представить страшно! Здесь жизнь прожита. Говорят, что на карантине трудно терпеть друг друга. Даже смешно! Мы годами вдвоем! Бывает, что неделями людей не видим. От весны до осени работы на улице хватает, а зимой в доме греемся — у нас туг свобода дров! Ни тебе лимитов на газ, ни субсидий. Вот смотрим телевизор и шутим, что мы на пожизненной самоизоляции. Надеемся, что вирус нас здесь не найдет!

Ко всем другим проблемам и ограниченям у них давно выработался стойкий иммунитет.

Александра Гострая, «Гарт» № 20 (2980) от 14 мая 2020

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Додати в: