«В концлагере над нами проводили опыты»
71 год назад вышли на свободу узники фашистских концлагерей. Среди них и уроженка Чепиговки Репкинского района Нина Зубок, которой сейчас 81.

— Я из обычной сельской семьи. Мои родители - простые колхозники, оба были сиротами, - рассказывает Нина Владимировна. — Отец воевал на Финской войне, был тяжело ранен и демобилизован. Когда началась Вторая мировая, у него был «белый билет», поэтому его не призвали на фронт. Но отец и мать очень помогали партизанам, которые осели в лесу поблизости. Нашим соседом был Моисей Кондрашевский, вожак партизан, которого родители хорошо знали и с которым поддерживали связь, а его семье, оставшейся в селе, помогали. Именно за связь с партизанами отца чуть не расстреляли немцы, когда в 43-м захватили село. Они и так относились к нему подозрительно: мужчин в селе почти не было. Летом 1943-го немцы, отступая, стали жечь села.
Мать и жену Кондрашевского расстреляли. А подозреваемых в связях с партизанами отправляли в Германию.
День, когда ее с родителями принудительно вывезли из села, она запомнила хорошо. Это был ее восьмой день рождения — 1 августа 1943 года. Сначала их подводой отвезли в Любеч, а затем переправили на территорию Беларуси.
— Помню, что людей привезли в какое-то село на берегу Днепра и согнали в клуни. Началась паника. Одни кричали:«Нас сгонят в клуни и подожгут!», другие: «Всех утопят в Днепре!» Такие случаи тогда действительно были, но с нами ничего не сделали, а просто закрыли в клунях без еды и воды. Сколько мы так просидели - кто знает, но мне показалось, что прошла вечность. С собой у нас были какие-то сухари, но они быстро закончились. Тогда какой-то немец открыл дверь и поманил меня пальцем. Через полицая велел, чтобы я пошла в соседнее село и попросила продукты. Вероятно, оно было недалеко, но мне, ослабшей от голода, дорога казалась бесконечной. Наконец увидела село. Зашла в крайний дом - никого нет. В следующий - тоже. В одном из домов в конце улицы нашла на столе два черных засохших деруна. Как я обрадовалась! Какие же вкусные они были! Пошла дальше по домам и на печи увидела лежачего дедушку. Рассказала, кто я такая и что ищу еду. Тогда он указал мне на тайник с зерном под печью. Я взяла сколько смогла -ив карманы, и в подол. В клуне разделили то зерно на всех. Оно на какое-то время спасло от голода. А затем нас переправили через Днепр. Моста не было, наскоро на лодки положили доски. Я очень боялась становиться на те доски, потому что они были шаткие. На другом берегу нас всех опять согнали - помыли, всех (даже девушек) побрили. И товарняками повезли в Гэрманию. Дорогой давали лишь мутную воду в жестянках из-под консервов.

«НЕ ВЫДЕРЖАВ, ЛЮДИ БРОСАЛИСЬ НА КОЛЮЧУЮ ПРОВОЛОКУ ПОД НАПРЯЖЕНИЕМ»
— Нас поселили в бараках: отдельно жили дети, отдельно - взрослые-гастарбайтеры, отдельно — военнопленные. Все бараки были разделены колючей проволокой под напряжением, поэтому с родителями я виделась через проволоку. Ежедневно они высматривали меня: жива ли? Родителей возили на работы в город Бифельд. Хуже всего обращались с военнопленными. На моих глазах их забивали до смерти, вешали, истязали. Бывало, что люди, не выдержав издевательств, бросались на ту проволоку. Для детей была уготована другая судьба - над нами проводили опыты. У меня часто брали кровь, что-то кололи. От тех опытов на теле появлялись болезненные волдыри, похожие на следы от ожогов. Их лечили, а затем делали укол - и опять появлялись волдыри.
— Что Вы чаще всего вспоминали в концлагере из мирной жизни?
— Еду. Все думали о еде. Я постоянно вспоминала запах хлеба, который мать пекла в печи. Может, это и давало мне силы выжить. Нас кормили мутной ухой, брюквой и турнепсом. Наибольшим лакомством была обычная свекла. Спали мы на трехъярусных нарах. Из одежды — полосатая пижама и деревянные башмаки (гольсшуги). Так мы и страдали там два года, пока нас не освободили американские военные.
Полуторками нас отправили в Украину. Но в дороге мне стало плохо, и меня с родителями высадили в Польше, где-то на границе с Западной Украиной. Сколько я пробыла в госпитале, не знаю. Когда меня подлечили, мы с родителями добрались сначала в Гомель, а затем на Черниговщину. Дорогой видели страшные картины: на привокзальных площадях, возле железнодорожных путей лежали трупы. Никто их не убирал, никому до них не было дела... Из концлагеря нас освободили в конце апреля—начале мая. А домой мы добрались в конце сентября 1945 года. В Чепиговке от нашего дома и хозяйства ничего не осталось - все сгорело. Пришлось начинать сначала.
— Как к вам относились односельчане по возвращении?
— Мы жили в маленьком селе, где все друг друга прекрасно знали. Мои родители сделали много добра людям, поэтому к нам относились хорошо, сочувствовали. А вот многие бывшие заключенные дома столкнулись с презрением, их считали врагами народа, изменниками. Один мой знакомый, Константин Пархомец (сейчас возглавляет козе-лецкое отделение Союза узников-жертв нацизма), попал в концлагерь в 6-летнем возрасте, мечтал стать летчиком, сдал экзамены, но его не приняли в вуз: мол, он изменник, потому что был у немцев. Но его ребенком вывезли насильственно! И таких историй много... С Украины в Германию за годы войны было вывезено 2,5 миллиона человек. Те, кому повезло выжить и вернуться домой, хотели одного — вернуться к нормальной жизни. Хотела этого и я. Окончила школу, потом техникум и институт. Переехала в Чернигов, вышла замуж, родила сына и дочь. Работала по специальности (товаровед высшей категории) в райпотребсоюзе, в промторге, на оптовых базах «Укркультторг» и «Укроптхозторг». Уже 25 лет возглавляю областное и городское отделение Украинского союза узников-жертв нацизма. Я веду очень активный образ жизни: выступаю перед студентами, воинами АТО, в прошлом году принимала участие в Международном антифашистском форуме. Люди должны помнить о миллионах безвинных, погибших в лагерях и гетто.
— Были Вы после войны в том концлагере, где оказались ребенком?
— Во время войны в Германии действовало 1100 концлагерей, большинство из них в настоящее время уничтожены, в том числе и тот, где была я. В 2009-м я побывала в самых известных концлагерях - Дахау, Равенсбрюке, Освенциме, Бухенвальде, Заксенхаузене. Через концлагеря в период Второй мировой войны прошло почти 20 миллионов человек. Около 12 миллионов было уничтожено.
— Вы, как и многие другие, пострадали от нацизма. Сумели простить?..
— Зла в душе не держу, наверное, такая моя судьба. Но все это не проходит даже с годами. Воспоминания о пережитом никуда не исчезают...
Наталия Федосенко, "ГАРТ" №21 (2773) от 19 мая 2016
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.




