Живем, как в Раю

Такое не раз приходилось слышать от тех, кто познал голод. За спиной у каждого из этих людей — непростой жизненный путь, длиной почти в столетие. Сгорбленные, нездоровые, выработанные, они ни на что не жалуются и в один голос утверждают: о такой жизни, как сегодня, могли только мечтать. Как бы ни сложилась судьба, главное — не голодать.

Понимание счастья у них тоже особенное. Оно в том, что весь век трудились на совесть. И не воровали. Значит, жизнь прожита не зря.



— Я теперь живу, как и не снилось, — говорит и Лукерия Крестинская из Величковки Менского района. 24 декабря ей исполнится 90. — В доме тепло — газом топится. Здоровье для моего возраста ещё слава Богу. Слышу хорошо, заглавия в газетах без очков читаю. И - что особенно радует - на своих ногах. А это значит — никому не в тягость.

Ем - что душа пожелает. Заказываю двоюродной сестре (она моложе) — покупает и приносит. А готовлю сама. На одну разве много надо? Сын с невесткой из Чернигова когда едут, тоже всего везут. Вспомню, как в голод над каждой крошкой дрожали, слёзы сами катятся.

Мама была одна (отец умер, когда мне было всего два года), а нас четверо: я и три старших брата. Все есть хотят. Зелень, какая только была съедобная, всю собрали.

Мама в колхозе работала. Там давали какую-никакую баланду. Она её похлебает, а хлеб - нам. Вечером ходила управляться по хозяйству к евреям Западинским. За еду. Принесёт, разделит нам, говорит: я уже поела. Так нас и спасла. Все выжили. Сейчас из четверых я одна осталась. Один брат умер несколько лет назад, два не пришли с фронта.

На войне, — вздыхает, — погиб и жених. Любили друг друга, но даже пожениться не суждено было — не то что пожить вместе. На фронт Лукерья провожала своего солдата уже беременной. Он погиб (пропал без вести), так и не узнав, что у него родился сын.

Он был Петром, и сына Петром назвала. Он очень похож на отца.

Одна растила. Одна и дом строила. Работала тяжко — 14 лет дояркой, пока руки не начали отказывать, потом — на свиноферме. Грамоты, медали, фотография на Доске почёта — самые лучшие её воспоминания.

— Работала честно, на душе нет греха, вот и живётся легко, — говорит с гордостью.

— Всю жизнь одна?

— Через некоторое время после смерти двоюродной сестры пришёл ко мне её муж - свататься. Говорит: «Всю жизнь на тебя завидовал. Ни с какой другой женщиной не хочу отпущенный век доживать — только с тобой. Соглашайся - прошу. У меня дом хороший, ты знаешь. Придешь - будем жить. Никогда ничем тебя не обижу. А вдвоём легче будет». Мне тогда было 50 лет. Ему — 60.

Я согласилась не сразу. О том, чтобы дом свой бросить и к нему перейти, и речи быть не могло. Слишком дорого достались мне эти стены. Я будто вросла в них.

Тогда он оставил свои и перешёл ко мне. Так и в моём доме появился хозяин. Прожили вместе 30 лет. Считайте - целую жизнь. Уже 10 лет, как овдовела.

Часто вспоминаю, как нам хорошо было вместе. С его дочерьми (обе — в России) общаюсь, как и раньше. Правда, теперь по телефону. А раньше мы к ним не раз ездили. Зарежем кабана — себе немного оставим, разделим на всех детей — ив дорогу. К моим — сыну и невестке — чаще, потому что они ближе. Невестка попалась хорошая. Мне она как дочь. Живут хорошо. Гэтовятмне праздник на юбилей.



Ивану Пуховому из Домашлина Корюковского района — 94. Жена умерла 20 лет назад. Другой не захотел. Живёт с семьёй младшего сына. Ни в чём не знает нужды. К его советам сын с невесткой прислушиваются, мнение его уважают.

- За что я люблю своего свёкра, так это за то, что он справедливый. Хочет, чтобы всё было по-честному. Так прожил.

Его забрали в армию перед войной. Воевал. Пережил плен. Снова попал на фронт. Освобождал Чехословакию. Вся его жизнь прошла в работе. Вырастили со свекровью семерых детей, — говорит Нина Пуховая.

О голодоморе Иван Лаврентьевич рассказывает разное — что-то сам видел и пережил, что-то слышал от родных и односельчан:

- Люди от голода теряли рассудок. Рассказывали: в Моро-зишино (лесное угодье в двух километрах от села) жила Татьяна Потапиха с дочерью Гзлей. О них была молва, что заманивали к себе детей, убивали и ели. Было такое или нет, утверждать не буду — своими глазами не видел. (В «Национальной книге памяти жертв Голодомора 1932-1933 годов на Украине», в частности, значится: вДомашлине были найдены останки съеденных детских трупов и труп 19-летней девушки, приготовленный для людоедства. — Авт.)

Обе эти женщины выжили. Из села никуда не выехали. Люди не избегали их, не презирали. Общались. Может, не верили. Может, поняли и простили.

Ещё об одном односельчанине - его звали Архип — тоже ходили страшне слухи: что зарубил топором собственных детей. Пяти и шести лет. Рассказывали, что тогда родители избавлялись от детей, чтобы не видеть, как они пухнут с голоду и умирают.

Об Архипе — правда или нет — не знаю. Известно только, что под суд его не отдали.

Выживали кто как мог. Тех, кто был в колхозе, хоть как-то кормили. А крестьяне с соседнего хутора Власовка в колхоз вступить отказались. Вот там был страшный голод.

Ели траву, листья, кору деревьев. Найти гнездо с яйцами или птенцами было большой радостью.

Помню: тогда постоянно шли дожди. Картошку пересаживали с места на место, чтобы не вымокла.

Многих спасла рыба.



93-летняя Лидия Нагорная из Бутовки Городнянского района своим спасением от голодной смерти обязана отцу.

— Он одним из первых вступил в колхоз. Пошёл на это против своей воли. Ради семьи, — вспоминает она. — Его брат, мой дядя, был активистом, ярым сторонником новой жизни. К своим был особенно беспощаден. Грозился оставить нас без крошки хлеба. А у отца с мачехой, кроме меня, — ещё трое малых детей. (Моя мама умерла, когда мне едва исполнился год.)

Отец отдал в колхоз всё, что имел. Как «сознательному», ему разрешили оставить одну из коров. Она нас всех и кормила.

Кто не шёл в колхоз, был обречён. Специальные бригады ходили по дворам, искали и забирали спрятанное зерно. Запомнился один калека, по имени Кузьма. У него нечего было взять, поэтому забрали хату. Какое-то время несчастный жил под открытым небом. Наш отец его жалел. Давал немного еды.

Угощал молоком людей, которые ходили по селу и меняли на хлеб одежду и пожитки. Одни из них были только кожа да кости, другие — наоборот — пухлые от голода.

... Лидия Митрофановна 30 лет проработала учительницей младших классов. С мужем (он умер в 1997 году) они вырастили двоих сыновей. Один — на Херсонщине, другой, как и она, в Бутовке. Тоже работал учителем. Сейчас на пенсии. Живёт отдельно от матери, но бывает у неё каждый день по нескольку раз. Приносит продукты, рассказывает новости.

И каждый раз она спрашивает сына — не голоден ли он. И приглашает к столу. То, что пришлось пережить более 80 лет назад, не отпускает женщину и поныне.

Мария Исаченко, "Гарт" №47 (2695) от 20 ноября 2014

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Додати в: