Какими были 100 лет тому назад черниговские театры и музеи

Музей украинских древностей. Узнаёте?

На Бобровице, за городским садом, в начале 1900-х годов было сооружено здание оригинальной архитектуры (с готическими окнами), и в нем был размещен музей украинских древностей, подаренных Чернигову В.В.Тарновским. В нем, кроме экспонатов, относящихся к различным эпохам истории Украины, сохранялось собрание картин, написанных Т.Г.Шевченко. Черниговцы гордились этой сокровищницей украинской культуры. Описание музея сделал писатель Б.Д.Гринченко, который привел в порядок этот музей и составил каталог  его экспонатов в двух томах с иллюстрациями. Каталогом этим, как об этом свидетельствует сборник “Літературна Чернігівщина” (изд. 1960 г.), Черниговский исторический музей пользовался и спустя многие годы.

В описываемый период музеем В.В.Тарновского ведал некий Шелухин, который впоследствии стал себя именовать Шолухою, как щирый украинец. Его любимым выражением были слова колись та якесь, и его так и называли, конечно, не в глаза, “Колись та Якесь”. Был он дельным хранителем музейного имущества и охотно давал объяснения посетителям.

Кроме музея В.В.Тарновского в Чернигове еще находился исторический музей, по Бульварной улице, напротив ремесленного училища. Насколько помнится, в расположении экспонатов в нем не чувствовалось четкой систематики. Так, например, входя в его помещение прямо из коридора, посетители почти натыкались на кресло, на котором восседала Екатерина II во время посещения Чернигова, а по бокам его на особых подставках стояло по солдатскому сапогу петровской эпохи, и нас, тогда еще юнцов, поражала их громоздкая форма и материал (из толстой, возможно буйволовой кожи). Каждый из них весил, вероятно, около полпуда. Эти сапоги олицетворяли собою, очевидно, незыблемую опору трона Романовых. За сапогами следовали менее почетные экспонаты: кремневые орудия, древнее вооружение (кольчуги, шлемы, копья, стрелы), бивни мамонта и пр.

Оба музея впоследствии слились в одно целое. К величайшему сожалению, завещание В.В.Тарновского было нарушено, и картинная галерея Т.Г.Шевченко была вывезена сначала в Харьков, а потом и в Киев.

***
Посреди сквера, ограниченного с одной стороны полицейским управлением, с другой — зданием городской думы, а с третьей городским трёхклассным училищем, находился театр. Он был деревянный, небольших размеров, но очень  уютен внутри. В партере, в ложах (их было два яруса) и на галерке помещалось около 600 зрителей. Зрительный зал освещался несколькими керосиновыми лампами, и полумрак не мешал зрителям смотреть на сцену. Занавес написан был довольно искусным художником, и, освещенный со сцены, переносил зрителей в мир светлой Эллады: на фоне роскошной южной растительности высились облитые солнечными лучами белоснежные руины храма с лежащими там и сям обломками упавших мраморных колонн, а вдали виднелось лазурное море. Жаль, что не сохранилось фотографии этого истинно художественного произведения, равно как и фамилии художника.

Перед началом спектакля и во время антрактов исполнялись музыкальные номера. Дирижировал оркестром “маэстро” Козуб, пожилой, желчного вида человек в зеленых очках. Что бы ни исполнялось, но каждый раз по требованию публики, особенно галерки, гремел марш “Поезд”, опус, сочиненный самим дирижером.
Играла в театре довольно сносная труппа. Коллектив актеров старательно выступал в таких спектаклях, как “Ревизор” и “Женитьба” Гоголя, “Горе от ума” Грибоедова, в комедиях А.Н.Островского. Ставились и веселые водевили (например, “Оболтусы и ветрогоны”).

Премьером в труппе и, кажется, одно время режиссером был актер Фохт, маленький худенький человечек, с птичьей головкой и непомерно длинным, к тому же скривленным набок влево носом. Он всей своей фигурой производил очень комичное впечатление. Так, например, изображая Фамусова, он, желая придать фигуре богатого русского барина солидный вид, всовывал в штаны спереди большую подушку, но на своих тонких ножках при громадном животе скорее походил на паука, чем на человека. Произнося знаменитый монолог, он суетился, бегал по сцене, подпрыгивал, как воробей, перед Чацким, детиной огромного роста. Не очень твердо зная роль, он держался поближе к суфлерской будке. Прислушиваясь к шепоту суфлера, он растягивал слова, сильно при этом картавя (вместо р у него выходило нечто среднее между г  и  й, например, вместо гордецы слышалось гойдецы или гогдецы). Презабавно лепетал он: “Вот то-то…, все вы гойдецы…, учились бы…, на стайших глядя… Мы, напйимей… или покойник дядя… Максим Петйович…” и т.д. В зале стоял сплошной хохот, веселое оживление, непрерывные аплодисменты и вызовы без конца: “Фохт! Браво, Фохт! Брависсимо!”.
В театре несколько лет выступал известный в то время провинциальный актер П.Н. Орленев. Типичный неврастеник, он потрясал своей игрой, выступая в роли Раскольникова в “Преступлении и наказании”, в роли князя Мышкина в “Идиоте” и Димитрия Карамазова в “Братьях Карамазовых”, а также в пьесе Г.Ибсена “Призраки”. “Коронной” же его ролью был царь Федор Иоаннович в одноименной драме А.К. Толстого. Слабоумный и блаженненький, жавшийся, как малый ребенок, к своей Аринушке, Федор, в интерпретации Орленева, порой на минуту превращался в Грозного, когда, страшно сверкая глазами, громовым голосом кричал: “Я царь или не царь?”.

Из Киева на гастроли приезжал известный артист Соловцовского театра, комик Степан Кузнецов. «Коронной» его ролью был Хлестаков. Великолепен он был также в комедиях «Хорошо сшитый фрак» и «Тетка Чарлея». Впоследствии он стал артистом Московского художественного театра.
Летом 1913 г. в нескольких спектаклях принимал участие артист Московского художественного театра Уралов. Неповторимо он проводил роль городничего, не уступая жившим еще тогда старикам Давыдову и Варламову, корифеям императорского Александринского театра. Особенно эффектен был он в сцене с  купцами, когда, ощерив  зубы и выпятив нижнюю губу, подходил он к ним, поднося здоровенный кулачище к носу того или другого купца.

Уралов был на диво некрасивый мужчина, с лицом, совершенно напоминавшим морду бульдога. Крепко запомнилась такая уморительная сценка: Уралов из Чернигова отъезжал в Киев на пароходе. Провожала его поклонница, «дама с собачкой». Сидя на палубе, они беседовали довольно мило, обмениваясь любезностями. Вдруг Уралов, взглянув на бульдога, сказал: «Посмотрите, мадам, это ведь мой портрет!». Сходство было действительно разительное!

Часто гастролировали в нашем театре и оперные труппы с участием тенора Евлахова (впоследствии народный артист СССР), который мастерски исполнял арию герцога из «Риголетто» (его коронная роль). В недурном для Чернигова исполнении труппы можно было услышать оперы «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Фауст», «Травиата» и др. Из Киева приезжал на гастроли артист Киевской оперы, знаменитый тенор Камионский. Снисходила, кажется, к выступлениям на черниговской сцене и дочь виноторговца Сионицкого, артистка императорских театров Дейш-Сионицкая.
В летнее время во втором театре, в городском саду, за домом губернатора, почти ежегодно с успехом гастролировала Киевская украинская труппа, ставившая «Наталку-полтавку», «Запорожца за Дунаем» и др.

Автор оригинального текста В.К. Пухтинский, подготовила Людмила Болва, еженедельник «Взгляд», №17 (098)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Додати в: