Из Крыма в Щорс, чтобы не замерзнуть

После того как полуостров был обесточен (22 ноября), 69-летняя Вера Охримеико не отважилась остаться там на зиму. Почти не торгуясь, продала квартиру в Красноперекопске и уехала на Черниговщину — в Щорс, где у неё был только один знакомый человек - сваха.



— Потому что нет других родственников?

— Есть. На Донбассе.

Вера Павловна родом из Славянска. Работала инженером-химиком на местном содовом заводе. В 30 овдовела (муж умер от рака). Сыну тогда было всего 5 лет. Потом предложил выйти замуж лучший друг покойного супруга.

— Он был старше меня на 9 лет. На «ты» мы никогда не переходили. Я называла его Владимиром Михайловичем.

Только через два года после смерти мужа он признался, что всё это время любил меня, а сказать не мог.

В 80-м у нас родился сын. Володя был на седьмом небе. Старшего тоже считал своим и любил не меньше.

Когда мужу предложили стать исполнительным директором севернокрымской экспериментальной зоны «Сиваш», поехала с ним без раздумий. Но Краснопе-рекопск тогда мне не понравился. Не было даже нормальной питьевой воды. Через 10 месяце в мы вернулись в Славянск, а Володя - на свой содовый. Потом — перестройка. Вскоре завод оказался под угрозой закрытия. Под сокращение попали более 3 тысяч рабочих. Чтобы сохранить предприятие, Володя с коллегами поехал к Януковичу, который тогда был губернатором Донецкой области. Вернулся убитым. Только и сказал, что ничего нельзя добиться, потому что при власти - бандиты.

Он очень переживал за завод, за людей. Каждый день был на нервах. Такое не проходит бесследно. В 98-м мужа не стало. Остановилось сердце.

У меня началась депрессия. Постоянно снилась бездонная черная пропасть.

Старший сын был уже женат, младший учился в Киеве - в политехническом. Я чувствовала себя бесконечно одинокой. Появилось навязчивое желание - закрыть глаза и упасть в эту пропасть, чтобы больше ничего не чувствовать. Я не нашла другого выхода, кроме как продать квартиру и уехать. В Красноперекопск, где, несмотря на все неудобства, мы с мужем были счастливы. Этот город и вправду помог мне залечить раны. И не только душевные: после перенесённого стресса у меня обнаружили туберкулёз. Это было 17 лет назад.

Она сумела начать в Крыму новую жизнь. Было много друзей. По крайней мере, так считала. Кто есть кто, стало ясно только в марте 2014-го — после аннексии.

— Многие радовались присоединению к России. Соседка с верхнего этажа постоянно кричала: «Пусть украинцы убираются! 60 лет я — коренная крымчанка - была из-за них у себя дома, как под арестом. Наконец заживём свободно!» Подобное говорили и другие знакомые. Отношения с ними стали напряжёнными. Я была подавлена. Не ходила ни на референдум, ни на выборы. Получить российский паспорт заставила подруга. Дескать, иначе не дадут пенсии. Как будешь жить? Она и бланки за меня заполнила - оставалось только забрать. Украинских паспортов сдавать не заставляли. Многие сами выбрасывали их в мусорные урны. Я свой сохранила.

Кто постарше, все были за Путина. Потому что увеличились пенсии. До марта я получала 1177 гривен и имела 600 грн субсидии. На лекарства присылал Миша (младший сын) из Киева.

Рублями принесли 8300. Если перевести в гривны, выходит больше, чем украинская пенсия. Но отпали субсидии, льготы детям войны. За первые месяцы мне ещё удалось сэкономить и купить сумку. А дальше — только необходимое, потому что выросли цены.

В магазинах (популярные АТБ стали называться ПУДами - «продукты, употребляемые дома») не стало хороших украинских продуктов. В том числе моего любимого херсонского хлеба. Как-то купила мороженое, изготовленное в Красноярске.

Очень дорогое лечение. Выданные полисы дают право разве что на дешёвые медикаменты и витамины. В октябре я попала в больницу с мерцательной аритмией. Пульс был 145 ударов в минуту. «Хотите жить - платите за капельницы», — шепнула медсестра. Я так и сделала.

Из украинских телеканалов на спутниковую антенну можно поймать только «Интер +». Радио - российское. В шесть утра - гимн, молитва, а потом в основном песни. Часто крутят «Марсельезу». 1 ноября Красноперекопск был завешан портретами Сталина. А на каждом столбу - красные флажки.

В последнее время по радио начали транслировать оперативки об электроснабжении, которые проводит Аксёнов (глава так называемого крымского правительства. — Авт.). Он ругает своих подчинённых за то, что мало генераторов, грозится пересажать виновных. (Перед моим отъездом в городе электричество давали трижды в день: с 6 до 8, с 14 до 16, с 22 до 24 часов.) В своих выступлениях называет Путина «великий вождь». Как называли Гитлера. От этого жутко.

— Как реагируют люди?

— По-разному. Я в знак протеста разговаривала на украинском языке. Благодаря родной славянской школе №40 — на чистом, без суржика. Наказания не последовало, но некоторые перестали здороваться.

Патриоты Украины выезжают на материковую территорию. Муж одной моей знакомой - Лены - был на Майдане. После него в Крым не вернулся. Снимает в Киеве квартиру. А у них в Красноперекопске своя четырёхкомнатная. В ней теперь одна Лена: сын также выехал. Во Львов. Она тоже долго не задержится. Сейчас перевозит вещи. Нанимает транспорт до Чаплынки (Херсонская область. — Авт.), а оттуда пересылает в Киев «Новой почтой». Это она мне подсказала, как выбраться из Крыма.



В первую очередь, рассказывает, нашла «бусик» с украинскими номерами. Пришлось долго уговаривать водителя: никто не хочет ехать за пределы Крыма. Говорят, боятся Правого сектора. В конце концов водитель согласился. За 30 тысяч российских рублей. Столько Вера Павловна получила за наспех проданную мебель и другие вещи.

— На российском посту проверка заняла два с половиной часа. Заглядывали в каждую коробку. Открыли в автобусе все окна. В салоне было холодно. Я не раз вспомнила подругу, которая советовала ехать в памперсе.

К счастью, возле поста не так давно поставили биотуалет. А до этого, по рассказам, что хочешь, то и делай: кругом - степь, спрятаться негде.

В конце привели собаку - искать наркотики. Она залаяла на пылесос. В нём всё перещупали. Оказалось: пёс просто не любит пыли.

Украинскую проверку прошли быстрее. Я постоянно держала открытым сохранённый паспорт.

— Не боялись? Ведь в дороге может случиться что угодно.

— У меня была охрана. Сын Миша с другом сопровождали нас на автомобиле. Сюда доехали, можно сказать. нормально. Проблемы возникли у водителя на обратном пути. Его долго не выпускали из Украины. Он даже Мише в Киев звонил — просил помочь.

— Что будете делать дальше?

— Поживу пока у свахи. Потом - посмотрим. Денег за крымскую квартиру на жильё в Щорсе должно хватить. Но мне бы хотелось ближе к сыну. Он кандидат химических наук, невестка тоже научный работник, а живут в обшежитии с 13-летним сыном. Самый лучший вариант - построить коттедж где-нибудь за городом. Там бы и мне место нашлось.

— А Ваш старший сын?

— Саша остался в Славянске. Он инженер — машиностроитель. А работать негде. Делает ремонты по людям.

Анна Ефименко, "ГАРТ" №52 (2752) от 24 декабря 2015

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.

Додати в: