Первый и второй первый

 Первый

                    О своем первом прыжке я начал мечтать в далеком детстве. Когда еще был совсем маленьким, мы жили в далекой деревне возле летной части. И прямо с нашего двора иногда было видно, как прыгают солдаты. Уже не помню всех подробностей, только отчетливо запечатлелись маленькие парашютики в безветренном небе, которые тихо опускаются за кромку леса. Когда это происходило, я стоял и смотрел, как парализованный, на парашютистов и на заходящее солнце.
                  Потом, в возрасте 7 лет мне родители купили воздушный змей. Необычность его состояла в том, что в комплект входили несколько парашютиков. И запустив змея на высоту, можно было к леске снизу пристегнуть игрушечного парашютиста и он под напором ветра поднимался по этой леске до самого верха, а там ударившись о специальный механизм отстегивался и летел вниз. Ветром эти парашютики относило далеко, и приходилось их искать.
                 Однажды мой отец взял змея и запустил его очень высоко. Все пацаны с нашего двора гоняли по полю, ловили и приносили игрушечных десантников. А мы с отцом запускали их снова и снова. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни, и отца я никогда не любил сильнее, чем в тот день.
                 Потом были фильмы – Офицеры, один из любимых фильмов моей матери. Мне тоже он нравился всегда, а когда начиналась финальная песня на фоне десантирования я снова впадал в завороженное состояние. Ну и конечно было В зоне особого внимания. Тут все слова лишние. Это был фильм намба ванн. Люди из этого кино были кумирами миллионов пацанов, и я конечно тоже болел десантурой.
                 И вот скоро исполняются заветные 16 лет. Именно с этого возраста в нашем ДОСААФ разрешалось записываться в парашютный клуб. Когда я шел мимо этого здания, то всегда смотрел на страшную конструкцию из железа. Это было что-то вроде вышки. Там новичков готовили к прыжкам. Все мое существо немело от страха, и в то же время меня просто тянуло туда – в это таинственное место.
               Я записался в клуб. Тогда записывались осенью. Всю зиму учились и весной начинали прыгать. Я ходил без пропусков, ходил как в священное место, испытывая восторг от происходящего и ужас при мысли о скором будущем.
Мы что-то писали в тетрадках, учились укладывать основной и запасной, крутились в подвесной системе. Инструктор был для нас не просто учитель, в него были влюблены все и девушки и юноши, ведь у него была за плечами служба в десантуре, и несколько сотен прыжков. А мы все общались, веселились, занимались, но в подсознании непрерывно крутилась только одна мысль – и только о нем – о предстоящем прыжке.
               И вот весна. Когда тебе 16 и на улице весна, то черт знает что творится в груди. Сердце рвется наружу от опьяняющего дурмана зелени. И еще сильнее оно стучит от предстоящего наиглавнейшего события – прыжка.
Медкомиссии я не боялся, хотя меня всегда укачивало при вращении. И в этот раз, когда меня раскрутили на специальном кресле в глазах все поплыло, но врач поставил –Годен. Была еще одна «Мелочь» - все несовершеннолетние парашютисты должны были принести справку от родителей, что те не возражают. Уже толком не помню, как я эту справку вытребовал. Мои были в шоке, панике и непонимании – «Да ты что, с ума сошел? Да зачем тебе это надо? Да ты представляешь как это страшно? А если он не раскроется, представь как ты будешь падать и разбиваться?» В итоге мать здалась и написала, что согласна.
               Наконец мы на боевой укладке, собственноручно уложен и основной и запасной, запломбированы и опечатаны бумажкой с моей подписью. Назначен день выезда. Я плохо помню этот день. Все было как в тумане, поездка в переполненной будке до Чемера. Выгрузка парашютов, расположение в лагере. Громкий рев двигателя АН-2, и прыжки спортсменов. Мы сидели на земле и ждали своей очереди. На ногах специальные ботинки, рядом каска. На животе запаска, за спиной Дуб – парашют для новичков. Сидели и ждали, о чем то переговаривались, и при этом меня просто тошнило от страха. Я не представлял, как меня сейчас поднимут – Туда, и как я от Туда смогу прыгнуть. Уже построили и увели в черную клокочущую пасть самолета первую группу новичков, и они уже прыгнули. Начиная представлять, как у них                   Там все происходило – мутилось в голове.
Наше время неумолимо приближалось, наконец, команда на построение. Самолет оглушительно ревет. Мы стоим в шеренгу, а сзади инструктор ходит и у каждого за спиной что-то дергает, мнет ранец, что-то проверяет – последние приготовления. Мое состояние близко к обмороку.
                Команда на посадку, - пошли, но всех новичков почему-то развернули и опять посадили на землю. Ушли только спортсмены. Сильный ветер поднялся - прокричал кто-то из наших, сквозь шум винта Ана. Самолет улетел, а мы остались. «Все, снимай ранцы! Прыжков сегодня не будет!» - это уже команда для нас. Я не помню, как я провел остаток дня на аэродроме, спортсмены прыгали, мы смотрели. Обедали, о чем-то говорили, все было в тумане. Вечером по приезду домой, я пришел и упал на кровать. Сил просто не было, я не мог не то, что говорить, или ходить, я не мог даже думать о чем-то.
Укрывшись одеялом я мгновенно заснул. Мать, встретив меня дома, задала всего один вопрос – «Прыгнул?»
- Да.
Я засыпал, и уже перед отключкой слышал, как мать ходила тихонько по квартире и всех домашних предупреждала, чтобы не шумели, «Он сегодня прыгнул, тихо.»

Второй первый.

                      Потом был второй первый прыжок. Были опять поездка в переполненной будке до Чемера. Были и построения и приготовления. И снова был страх. Уже в самолете нас рассадили, и я оказался в конце. Когда открыли дверь и заревела серена – «Пошел!» я видел, что наши девушки прыгнули сами. А вот парням пришлось помогать. Один вообще стал упираться руками и кричать, его просто выпускающий выбросил из самолета.
                     Я на дрожащих ногах подошел сам к выходу и стал на краю. У меня не было сил шагнуть в грохочущую пропасть. Но через мгновение я уже в эту пропасть улетал, сквозь шум ветра. Не понимая ничего и не соображая, в ужасе я открыл рот пытаясь закричать. Но в этот миг раздался хлопок и рывок. Я висел под куполом в полнейшей тишине. Напротив также висел кто-то из наших, он махал руками и что-то кричал. Я закричал в ответ и замахал тоже.
                   Со всех сторон навалилось и поглотило ощущение огромного всеохватывающего счастья и блаженства. Наверное женщины испытывают нечто подобное после рождения ребенка. Я утонул и растворился в этом счастье. Все проблемы разом исчезли, не было ничего, что могло-бы меня расстроить или испугать или озаботить.
Ударившись о землю ботинками, собрав парашют, я шел назад в лагерь. На всей земле не было счастливее человека, в этом я был уверен.

p.s. Потом было еще около сорока прыжков, но такого страха и ужаса, как после первого прыжка больше не было, впрочем, как и испытанного чувства полнейшего и опьяняющего блаженства , как после второго.