Бабушка опередила всех

Анна Кулик из Осьмаков Менского района никогда не праздновала «советского» Нового года. Прежде чем спросить, пытаюсь угадать — почему. Но ничего, кроме «наверное, очень верующая», в голову не приходит.



Неприятие «безбожного» праздника долго передавалось из поколения в поколение — это было ответом на то, что пришедшие к власти большевики уничтожали церкви, жгли иконы, запрещали праздновать Рождество.

Однако сверхрелигиозной женщина не оказалась. Хотя постов всегда придерживается и никакой работы в церковные праздники не затевает. А Новый год по-советски, как оказалось, в её жизнь просто не вписывался. Начиная с детства.

Родилась в 1918-м. Тогда Деда Мороза и Снегурочки ещё не придумали. А когда они (после 1936 года) начали приходить на детские утренники, Анна уже выросла.

Поэтому с малых лет ей запомнились не хороводы вокруг ёлки с пятиконечной звездой на верхушке, а День святого Николая — 19 декабря. Его отмечали всегда, потому что в Осьмаках это храмовый праздник. К тому же это и ее день рождения.

И не важно, что стол, как правило, получался небогатым (рано умер отец, достатка не было), главное — была радость.

И песни: Анне легче было обойтись без хлеба, чем без них.

На хлеб она привыкла зарабатывать с детства. Научилась читать-писать, и школа для нее закончилась. Трудилась и дома, и по людям. Потом в колхозе. От темна до темна. Втянулась настолько, что могла долгое время работать без отдыха, не разгибаясь. Никогда не жаловалась на усталость — зачем? Это не поможет. Знала одно: хочешь есть —делай дело.

— Как-то она работала в поле с подругой. Та выбилась из сил, всё время бубнила: «Денис, Денис, тяни солнце вниз» — так когда-то просили по-народному, чтобы быстрее наступил вечер. А тётя ей: «Вот глупая. Пусть дольше светит, мы же больше трудодней заработаем». Этот случай еще долго в селе вспоминали, — говорит племянник Анны Феофилактов-ны — Владимир Соколенко. — До 90 лет она была молодцом. Держала корову, хозяйство, огород обрабатывала. Потом стала сдавать. А детей нет. Ухаживать некому. Посоветовались с женой да и забрали ее к себе. Она же мне не только тётя, но и крёстная.

Своей семьи у неё не было, замуж не выходила.

— Почему? — кричу бабушке: она уже плохо слышит, Слух резко упал год назад. Специальные аппараты не помогают, но старушка на-
училась читать по губам. Видит хорошо.

— Чтобы муж по голове не давал,— улыбается.

— Не может быть...

— Не веришь? Если бы ты знала, сколько раз я падала. Как моей голове досталось.

Родственники рассказали: сильно ударилась, когда на ходу соскочила с поезда.

— В войну, — объясняет кратко.

Тогда её вместе с другими сельскими парнями и девушками везли на принудительные работы в Германию.

— Я очень не хотела. Там чужбина. А подруга поехала. Она уже умерла. В Америке, — не забыла бабушка. — В селе моих ровесников нет. Я одна осталась.

— Было бы с кем поговорить о прошлом, она бы ещё много чего вспомнила, — уверен Владимир Иванович. — Недавно рассказывала, как надо запрягать волов. Ни разу не ошиблась.

Он многое знает об Анне Феофилактовне. Ведь в детстве был с ней неразлейвода.

— У меня есть младшая (я с 39-го, она - с 40-го года) сестра Рая. Она была больше мамина. А я при каждом удобном случае бежал к крёстной.

Ещё не зная грамоты, рассказывал ей выученное наизусть письмо, которое отец передал матери через односельчанина. «Ульяна, мы уже в Германии, — выговаривал степенно, не спеша, как взрослый. — Не сегодня завтра война закончится. Скоро встретимся».

А вскоре после этого захлёбывался от рыданий на руках у крёстной. Кричал: «Это неправда, он же обещал вернуться...» Не мог поверить, что отец погиб. Да ещё и перед самой Победой.

Потом ей — первой — рассказывал о своих школьных горестях:

— Снова от учительницы досталось за то, что верчусь на уроках. А разве я вертелся? Просто повернулся и смотрел на Надю.

— Подожди немного. Вырастешь, женишься на ней и насмотришься вволю, — успокаивала крёстная.

Так и произошло. Владимир и Надежда вместе уже более 50 лет. У них две дочки, сын и двое внуков.

— А ещё брала меня с собой в Мену. На себе экономила — шла босая, ботинки несла в руках, только перед городом обувала, а мне обязательно покупала гостинец, — продолжает вспоминать Владимир Иванович. — Теперь моё время радовать крёстную. Делаю всё, что она хочет. Покупаю, что просит. Стригу волосы, как скажет.

Не захотела жить с ними в доме (стеснялась, что когда-нибудь увидят её беспомощной) — обустроили «апартаменты» рядом во дворе: в летней кухне. Тут она сама себе хозяйка. Сделает что-то не так — исправит без свидетелей.

Комната небольшая, но уютная. Печку бабушка топит сама. Дров кладёт столько, сколько захочет. Следит, чтобы не было слишком жарко.

На улицу сейчас не выходит. Но и без работы сидеть не хочет — чистит фасоль. А весной каждый год просит вскопать для неё грядку — выращивать рассаду. Работа накрывает бабушку с головой.

— Выхолит помидоры так, что базарные и рядом не лежали, — говорит Надежда Григорьевна — та самая «Надя».

В еде старушка непереборчива. Сердится только, когда слишком большие порции.

— Говорят: ешь. А я не хочу много. Тогда тяжело ходить. Лежи и лежи. Не люблю так.

«Для души» просит, чтобы на храмовый праздник приглашали гармониста. Послушать (а тепер больше — посмотреть, как играет, для неё — самое большое утешение. Других подарков не хочет. Дескать: не выдумывайте, у меня все есть — и надеть, и обуть. Платки на голову — выбирай, какой хочешь. Успеть бы сносить.

Приготовила большой узел с одеждой «на смерть»: чтобы всё было наготове. Но задвинула его в дальний угол: пустъ лежит, ещё не время.

— А какое-нибудь особенное желание у Вашей крёстной есть? — спрашиваю Владимира Соколенко.

— Было. Дожить до нынешнего Николая. Всё пеpecпрашивала: сколько ещё осталось до 19-го числа. Очень ждала дня, когда ей будет сотня. Говорят: заветные желания исполняются в новогоднюю ночь, но крёстная всех опередила...

Старушка была счастлива. Улыбалась: дожила всё-таки. Это значило для неё больше, чем празднование с поздравлениями и подарками.

— До Нового года у неё есть время, чтобы загадать новое желание, — говорю Владимиру Ивановичу.

— Призналась, что хочет ещё пожить. Только чтобы без таблеток. Терпеть их не может. Дескать, душа не принимает. На уколы соглашается. Но только когда давление поднимается и голова болит.

— Будешь фотографировать? — увидев, что я достаю фотоаппарат, без труда выговаривает длинное и трудное слово столетняя бабушка. — Тогда подожди. Я надену новый платок.

Легко подняла руки, спрятала под платок волосы, завязала его концы под подбородком и улыбнулась: ну всё, теперь можно...

Анна Ефименко, «Гарт» №51 (2907) от 20 декабря 2018

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.