Три большие удачи
«ОНИ НЕ МОГУТ - САМА КУПЛЮ»
— Те из соседей (в Сновском возле Щорса. — Авт.), что остались в голод без коровы, вымирали семьями — по 5 человек в одной хате, — вспоминает Татьяна Трофимовна. — У нас коровы тоже не было. Только гнилая картошка. Мама тёрла её, добавляла гречневую полову и пекла оладьи.
Мы выжили. Но я всё время боялась, что голод придёт снова. Вбила себе в голову: надо купить корову. А на какие деньги? Мама — инвалид. Отец умер, а отчим, как говорили в селе, не добытчик.
Тогда я решила: если они не могут, я сама куплю. Мне тогда было 14 лет. Чтобы заработать, пришлось бросить школу. Ровесники идут на уроки, а я вяжу берёзовые веники.
Их принимали в Щорсе — за железнодорожным переездом. За сто штук платили 25 рублей. Корова стоила 500.
С утра я шла в лес. Холодно, ветер, снег с дождём — а я режу ветки. Они часто попадались кривые или ломкие, приходилось выбирать, чтобы было меньше отходов. Вязанка всегда выходила большая и тяжёлая. А я и без неё уже уставшая. Не было сил нести — волочила. Становилась на колени, сгибалась в три погибели, плакала, но тащила.
Дома складывала розги одна к одной, вязала. Каждый день записывала, на сколько веников стало больше. Хоть и без записей помнила.
За осень, зиму и начало весны навязала полторы тысячи. Больше не успела — на берёзах набухли почки.
Договорилась с подружкой (одной тяжело, да и боязно: вдруг обманут) вместе сдавать. Пошли к бригадиру просить телегу с конём: везти наш товар в Щорс. На удивление, он сразу разрешил. И это было только начало.
Вдвоём мы сложили веники на телегу. Вниз — мои, сверху — подружкины (у неё было всего сто штук), чтобы их первыми приняли.
Довезли, сдали. Никто нас не обманул, рассчитались, как положено. Я сжала в руках полученные деньги. 375 рублей!
Решила: возьму из них несколько и отблагодарю бригадира. Но деньги будто прилипли к рукам. Скорее умру от стыда, чем отдам хоть копейку. До сих пор неудобно, но с бригадиром я тогда не расплатилась.
В первое же воскресенье отправились с отчимом в Щорс на рынок. Коров много, но все дорогие. Как подходим к очередной, сердце начинает колотиться: а вдруг тут отдадут дешевле. Но хозяева только головами качают.
Я совсем пала духом. От этого ноги стали, как брёвна. Еле иду. И рыдания к самому горлу подступили. Ещё немного — и вырвутся.
И тут мы находим тёлочку. Она маленькая, неприметная, но как раз по моим деньгам. Хозяин говорит: «Берите, не пожалеете. Симментальская порода. Уже тельная».
Я глажу её, обнимаю. Моя!
Вот такое было моё первое огромное везение. Ведь если бы тогда мы не купили Марту, деньги бы пошли на что-то другое. В хозяйстве столько всего нужно. И не было бы у меня моей мечты.
В школу я больше не вернулась. Пошла работать.
Свою тёлочку пестовала, как ребёнка. Всегда она у меня чистенькая, накормленная. Марта за заботу платила: по 10 литров молока давала...
У меня — гора с плеч: с такой коровой голод уже не так пугал. Но всё равно боялась.
ПРЕДЧУВСТВИЯ НЕ ОБМАНУЛИ
— А чего больше всего боишься, то непременно и случится, — вздыхает женщина.
Голод снова повторился в её судьбе. В 1942-м. На чужбине — в Германии, куда Татьяна в числе других сельских девушек была угнана на работу.
— В дороге я сильно простудилась. Начались осложнения. Работать не могла. Больных и непригодных немцы отправляли назад. Но до отправления надо было дожить.
Нас в лагере (он был возле города Фридланд) было около полутысячи. Все измождённые, слабые. Многие умирали. От болезней и от голода. Кормили только раз в сутки. В обед. Давали баланду — непонятно с чем.
Мы вырвали и съели всю траву, которая была под ногами.
Помню одну немку. Она приходила часто. Подсовывала под колючую проволоку или перебрасывала через неё какую-то зелень. Это запрещалось, но, видно, у неё было очень доброе сердце.
У кого ещё были силы, подползали к огэаде с нашей стороны. Хватали и ели.
Изнуряла дизентерия. Из нас текла кровавая жижа. Люди шатались от ветра. Кто не мог ходить, передвигался на четвереньках. Так продолжалось полтора месяца.
Как везли домой, Татьяна Трофимовна помнит эпизодически. Говорит: добирались дней 10. Некоторые умерли, не доехав до дома несколько десятков километров.
— Мы были страшные. Чёрные. Люди крестились, когда нас видели.
Больше всего ей запомнилась дорога в родное село. От Щорса до Сновского — каких-то 5 километров. Чтобы преодолеть их, ей понадобилось несколько часов.
— Подошла к нашему огороду. Вижу — картошка растёт. Думаю: слава богу, будет еда. Ещё недавно вырыла бы клубень и грызла сырые картофелины прямо на поле. Но тогда есть уже не хотелось.
Еле дотащилась до хаты. Мама, как чувствовала, вышла. Посмотрела — и застыла как вкопанная. Я говорю: «Не узнали кто?»
Тогда она как заплачет.
Завела в дом, посадила за стол. А мне еда безразлична. Помылась с маминой помощью и как легла, так на целую неделю.
Вспоминает: была, как в полусне. Слышала, что возле неё разговаривают, о чём-то спрашивают, но казалось, что это вовсе не дома, а в лагере, и смерть уже стоит у двери.
— Она меня ничуть не пугала. Переживала только, что отрежут мою красивую длинную косу — и будет она набивкой для матраца.
Потом мне вдруг захотелось сала. Тоненький прозрачный ломтик. Если не съесть, то хотя бы понюхать.
У мамы сала не было. Принесла соседка. Я откусила маленький кусочек и долго держала его во рту. С этого момента я начала возвращаться к жизни. Это было моё второе везение.
БЫЛА С МУЖЕМ ДВЕ НЕДЕЛИ
— А третье?
— Третье само пришло в хату в апреле 44-го. Я к тому времени уже стала похожа на человека. Жила, как другие. Тогда всем было трудно. И у всех — одинаковое горе. У кого-то муж погиб на войне, у кого-то отец или брат. У меня — жених. Виктор. Когда шёл воевать, всё просил меня: «Ты только замуж не выходи. Дождись. Сильнее, чем я, тебя никто не будет любить». Вскоре он погиб. Ждать было некого. А о замужестве я даже не думала. Да и выходить не за кого было.
Откуда появилась эта моя судьба, я до сих пор точно не знаю. Он не рассказывал. Говорил только, что здесь на задании.
А знакомство наше было таким: он открыл дверь и прямо с порога заявил:«Ты с первого взгляда мне по душе пришлась».
Он мне тоже понравился. Очень красивый был.
Мой одногодок. А родом аж из Казахстана. Звали его Уфанов Николай Апасович. Рассказывал об их обычаях, о своих родных. Радовался: «Они все рты раскроют, когда тебя увидят. У нас ведь таких красавиц нет». Я спрашивала, как они меня увидят. «А мы поедем к нам после войны», — отвечал Николай. Он был такой простой, искренний. Жалел, что на ухаживания совсем нет времени. Предложил выйти за него замуж. «Ещё несколько дней, и я должен уехать. А вернуться хочу к жене».
На какой день после встречи, точно уже не вспомню, знаю только число — 28 апреля, мы с ним расписались в нашем сельсовете. Николай был в форме, я — в полотняной юбке и кофте.
Я его очень стеснялась. Он придёт из Щорса со службы вечером, прижмётся, а мне так неловко, хоть прочь беги.
Потом, не скрывает, очень жалела. Когда поняла: то, что пришло так неожиданно, и было любовью. Она была готова отдать всё на свете, чтобы вернуть время вспять. Чтобы упасть в его объятия. Но это пришло уже потом — когда муж после двух недель (из них они были вместе только по ночам) отбыл на фронт.
Ей оставалось жить ожиданием и воспоминаниями. Их было немного, поэтому Татьяна «растягивала» каждое как можно дольше.
Вспоминала его взгляд, улыбку, голос, сказанные ей слова.
Всего 14 дней, проведённых с ещё недавно незнакомым мужчиной, теперь казались ей самым лучшим периодом в жизни.
Николай вырвал её из однообразных, таких, как у всех, будней. Он словно раскрасил их в яркие праздничные цвета. Заставил ценить в них каждый миг. Ведь вот он — только был и уже нет.
Вспоминала, с какой нежностью он произносил её имя — Танечка, Танюша. Плакала от беспомощности и сожаления. Утешала себя: всё ещё впереди — когда Николай вернётся. Они будут счастливы, родят детей.
... Ничего этого не было. Николай Уфанов погиб (прслал без вести) в августе 44-го, через четыре месяца после их встречи.
Татьяна замуж больше не вышла. В 46-м родила дочь
— чтобы было ради кого жить. Теперь Валентина бережёт её старость.
У Татьяны Трофимовны 2 внука и 5 правнуков. Она старается не пропускать ни одной церковной службы. (До нынешнего года окуналась в прорубь на Крещение.) Молится за всех родных и за мужа. Чтобы ему было хорошо там, где он её дожидается и где уже ничто их не разлучит.
— Николай мне оттуда помогает, — уверена женщина. — И пенсию я за него получаю. Так что он до сих пор мой кормилец.
— Вы говорите, что встреча с ним была большим везением. Но ведь она так грустно закончилась...
— На всё воля Божья. Но без этой встречи я, возможно, прожила бы век, так и не узнав, что бывает такая любовь.
Благодаря Николаю, любовь у неё была. Короткая — и на всю жизнь.
г. Щорс.
Мария Исаченко, "Гарт" №6 (2706) от 5 февраля 2015
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш
Telegram.
Теги: Татьяна Уфанова, Щорс, Мария Исаченко, "Гарт"