85-летний Михаил Артемович живет сам в хуторе

Огромный холм посреди леса... Если бы в Ковчинском сельсовете не объяснили, где находится хутор Старики, мы бы и не догадались остановить здесь машину. Сверху послышался собачий лай. Значит, не ошиблись. Старики... Это сейчас до этого хутора можно доехать на машине, а в XIX веке тут был остров, образованный тремя полноводными реками - Десной, Ковчинкой и Лукавцем. На нем жили казаки. Тогда здесь весело бегали дети и степенно беседовали взрослые - число поселенцев достигало двух тысяч. В советское время в Стариках осталось всего 25 дворов, а теперь проживает единственный житель - 85-летний Михаил Артемович Ерченко. И говорит, что ни за что отсюда не уедет — потому что это его малая родина. К тому же Михаил Артемович убежден - это место наполняет здоровьем, воодушевлением И оптимизмом.

Суровое детство

Родился Михаил Ерченко 15 октября 1924 года. Страшные 20-е годы... Именно они забрали у годовалого мальчика счастливое детство и самых родных людей - маму и папу.
- Бандитов тогда было немало, - рассказывает Михаил Артемович. - Постоянно кого-то грабили, чуть ли не каждую ночь в хуторе случались пожары, а иногда и убийства. Так однажды бандиты в амбаре застрелили мою мать, а отца за «какие-то грехи» перед советской властью отправили на Соловки. Поэтому остался я сиротой - ни матери, ни отца не помню. Да что там говорить, у меня нет даже их фотографий.
Маленького Мишу воспитывали дед Нестор и баба Прасковья. Старики обрабатывали небольшой огород, чтобы хоть как-то прокормиться, но все равно семья жила впроголодь. В восемь лет Миша пошел в первый класс ковчинской школы, закончить которую мальчику так и не довелось...

- В четвертом классе я бросил школу и пошел работать в колхоз. Учителя упрашивали, чтобы вернулся, ноя так и не согласился. Трудно было жить. А в колхозе нам за работу давали полпуда муки и пол-литра масла в месяц - прожить на такой заработок тяжело, но все же какая-то помощь дедушке и бабушке.
В голодные 1932-1933 годы семью спасали лес и река - Миша собирал грибы и ягоды, ловил в Десне рыбу. После голодомора жители Стариков, как и все украинцы, ждали улучшения жизни, но не успели прийти в себя от одной беды, как пришла другая - война.

Сапер, пехотинец, автоматчик, артиллерист

Дед Нестор умер в 1941 году, когда в Куликовский район пришли немцы. Михаил остался с бабушкой и два года прожил в оккупации.
- Помню, как боялись даже выходить на улицу, потому что мог заметить какой-то фриц (так мы называли немцев) и, чего доброго, надавать плеткой: почему не на работах? Местные жители должны были валить лес или перекапывать заступами поле. Мы свирепо ненавидели немцев, кое-кто даже собирался идти в партизаны. Но немцы - это еще полбеды. Основная их часть расположилась в Куликовке. Зато полицаев в каждом селе было полно. Мне ковчинские полицаи даже предлагали присоединиться к ним. Видели, что мы с бабушкой живем в голоде и холоде. Полицаям же было хорошо - они разживались за счет таких, как мы, грабили простых людей. Но я отказался. На поле тогда остался несобранным урожай, поэтому можно было навозить домой зерна.

Как-то я насобирал пшеницы и ячменя. За Десной в Дурнях (раньше так называлась Новая Николаевка) стояли немцы. Чтобы не отдавать им свою «добычу», я решил это зерно закопать. Так и сделал. Но немцы каким-то образом нашли мое «сокровище», однако не забрали, а вот земляки-полицаи не постеснялись...
В 1943 году после освобождения Куликовского района 19-летнего Михаила Ерченко забрали в Красную армию. Сначала парень попал в Казанский учебный полк, а уже оттуда его направили под Витебск, там необстрелянного Михаила и ранило.
- Группа, в которой я был сапером, ходила за языком. Я разминировал дорогу. Когда мы, взяв языка, уже возвращались назад, я прикрывал отход и случайно правой ногой зацепил мину. Раздался взрыв. Хорошо, что хоть ногу не оторвало, а только повредило коленный сустав.

Раненых, а с ними и Михаила Ерченко с загипсованной ногой, посадили в вагоны, чтобы переправить в ближайший госпиталь.
- У нас уже даже собрали карточки ранений и истории болезней, когда к поезду подошел какой-то капитан и стал ходить по вагонам, спрашивая, нет ли кого из Киевской области. Но никто не отзывался. Когда он дошел до нашего вагона, я крикнул, что из Черниговской, мужчина сразу же подскочил ко мне. Забрал у медсестры мои документы и сказал: «Земляк, я еду домой, так и тебя заберу с собой, довезу до Нежина, а оттуда уже тебя доставят куда нужно».
В Киеве мы с ним попрощались. Я доехал до Нежина, там меня на носилках вынесли из поезда, поставили носилки в холодке и попросили начальника станции, чтобы на ближайшем поезде меня отправили в Куликовку.

Когда я прибыл в Куликовку, военные, которые расквартировались там, отнесли меня на носилках в военкомат. Военком предложил отправить меня в госпиталь, но я не согласился - хотелось побыть дома, узнать, как там бабушка Паша. Но военком настаивал: а как же дома лечиться? «Ты, может, в банде какой-то был, а теперь мне голову морочишь?» - сказал он. Но на моем гипсе стоял штамп, где отмечалось, когда наложили гипс и когда его можно снимать. Тогда военком приказал врачу снять гипс, чтобы убедиться, действительно ли там такая страшная рана, но тот отказался делать это раньше отмеченной даты. Только тогда меня отпустили домой.
Дома солдаты часто посещали меня, приносили еду. Заботиться обо мне было некому - бабушку дома я не застал. Сказали, что она ходит по селам. Только когда начал ходить с костылем, она вернулась. Но мне уже нужно было собираться на фронт - за два с половиной месяца нога зажила.

Уже не сапером, а пехотинцем в составе III Белорусского фронта Михаил Ерченко освобождал Польшу, автоматчиком воевал в Германии и Чехии.
- Нас отправили и в Японию, но пока мы туда ехали, война закончилась. Поэтому военных высадили в Комсомольське-на-Амуре, а затем переместили еще на 600 километров - в село Суботино, что возле Татарского пролива. В 60 километрах от Суботино был остров Сахалин. В солнечные дни мы наблюдали, как вдали виднеется его берег. Там я и дослуживал артиллеристом. А в 1947 году вернулся домой. К сожалению, бабушку я уже не застал. Люди говорили, что она утонула в луже.
После войны Михаил Ерченко работал механизатором в колхозе. Именно там встретил свою будущую жену Галю. К сожалению, счастливая семейная жизнь у них так и сложилась. Прожив вместе 40 лет, они разошлись. Но Михаил Артемович не грустит:
- Главное, что у меня есть дети - дочери Надя и Таня, сын Володя, пять внуков и три правнука, которые, хоть и нечасто, но приезжают в гости. А так, я на хуторе один-одинешенек...

Один-одинешенек...

Трава скошена и бережно убрана, крутая дорожка ведет к дому. И как только 85-летний ветеран ходит по ней? У дома аккуратные клумбы - Михаил Артемович любит цветы.
- Сажаю их даже на огороде, - говорит мужчина. - И подсолнухи у меня для красоты. А за огородом ухаживаю, чтобы было чем заняться. У меня ведь из друзей здесь один Яврик.
- Яврик? - удивляемся мы.
- Мне друзья из Ковчина принесли щенка. Я посмотрел на него и вспомнил фильм о псе Яврике, который спас семью. Поэтому решил так его и назвать. Присмотритесь, он у меня необычный, немного похож на волка.
- А как же общение с людьми? Не хотели бы переехать в село, хотя бы в тот же Ковчин? - интересуемся.

- Что вы! Я здесь родился, отсюда ушел на фронт, здесь прошла вся моя жизнь. При- смотритесь, какая красота вокруг! И кислород хоть ложкой загребай. Вот один из дачников (их здесь пять) говорил, что тоже перейдет сюда жить насовсем. А пока летом привозит сюда свою семью.
- Так вы здесь все-таки не одиноки?
- Летом дачники приезжают, а вот зимой снегом как завалит - ни пройти, ни проехать. В этом году я в Ковчин за хлебом на лыжах ходил. Да и весной, когда Десна разливается, приходится переправляться в соседнее село на лодке. Летом езжу на велосипеде или скутере. Да, - отвечает на немой вопрос старик, - я насобирал деньги на скутер. Нога ведь у меня ранена. Молодым этого не чувствовал, а вот сейчас -колено частенько беспокоит.

«Небольшое искусство старым стать, искусство - старость побороть», - вспомнилось высказывание немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гете. Хоть этот дедушка и старенький, и живет в одиночестве, но чувствуется в нем какая-то внутренняя сила, духовная твердость.
- Хоть и беспокоят старые раны, но я не жалуюсь на жизнь. Буду жить тут, пока будут носить ноги. Я ведь еще могу делать все сам, без чьей-то помощи.
И правда, Михаил Артемович еще, как говорится, живчик. Дай ему, Боже, долгих лет и крепкого здоровья!

Екатерина Дроздова, еженедельник «ГАРТ» №27 (2467)

Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.